Беда получить сердечную язву — страсть! Эту язву наносит иногда самое ничтожное обстоятельство: один неосторожный, по-видимому, невинный взгляд, одно необдуманное слово, одно легкомысленное прикоснове­ние могут заразить неисцельно.

Все сестры любовались и назидались ее ангеловидностью и необыкновенною скромностью. Она скончалась. Ее похоронили торжественно, в твер­дой уверенности, что чистая душа ее воспарила в рай­ские обители. Огорченная разлукой с нею, игуменья предавалась непрестанной молитве, усиливая эту молитву постом и бдением, и просила Господа, чтоб Он открыл ей, какой небесной славы удостоилась ее пле­мянница в лике блаженствующих девственниц? Однаж­ды, когда игуменья, в келейной тишине преполовляющейся ночи, стояла на молитве, — внезапно расступи­лась земля под ее ногами и клокочущая огненная лава потекла пред взорами молившейся. Вне себя от испу­га, она взглянула в открывшуюся пред ней пропасть — и видит среди адского пламени свою племянницу. «Боже мой! — отчаянно воскликнула она. — Тебя ли вижу я?» — «Да», — со страшным стоном произнесла погибшая. — «За что ж это? — с горестью и участием спросила стари­ца. — «Я надеялась видеть тебя в райской славе, в ликах ангельских, среди непорочных агниц Христовых, а ты... За что это?» — «Горе мне окаянной! — простонала мучившаяся. — Я сама виною вечной моей смерти в этом пламени, непрестанно пожирающем, но не уничтожаю­щем меня. Ты хотела видеть меня, и Бог открыл тебе тайну моего положения». — «За что ж это?» — снова сквозь слезы спросила игуменья. «За то, — отвечала мучившаяся, — что я в виду вашем казалась девственни­цей, непорочным ангелом, а на самом деле была не то. Я не осквернила себя плотским грехом, но мои мысли, мои тайные желания и преступные мечты свели меня в геенну. При непорочности моего девического тела я не умела сохранить в непорочности мою душу, мои мысли и движения сердечные, и за это я предана муке. По не­осторожности моей я питала в себе чувство сердечной привязанности к одному юноше, услаждалась в моих мыслях и мечтах представлением его прекрасного вида и соединением с ним и, понимая, что это грех, сове­стилась открыться в нем духовнику при исповеди. След­ствием порочного услаждения нечистыми мыслями и мечтаниями было то, что при кончине моей святые Ангелы возгнушались мною и оставили меня в руках демонов. И вот, теперь я горю в геенском пламени, веч­но буду гореть и никогда, никогда не сгорю, нет конца мучению для отверженных небом!» Сказав это, несчаст­ная застонала, заскрежетала зубами и, подхваченная пы­лающей лавою, скрылась со всем видением от взоров игуменьи (Письма Святогорца. Письмо 16).

      «Должно хранить душу и всячески ее блюсти, — го­ворит святой Макарий, — чтоб она не приобщалась скверным и злым помыслам. Как тело, совокупляясь с другим телом, заражается нечистотой, так и душа рас­тлевается, сочетаваясь с скверными и злыми помыслами и согласуясь заодно с ними. Это надо разуметь не об одном или двух родах помыслов, приводящих ко греху, но о всех вообще злых помыслах, как то: о помыслах неверия, лести, тщеславия, гнева, зависти и рвения. В отвержении всех этих помыслов и заключается очище­ние себя от всякия скверны плоти и духа (2Кор.7:1). Знай, что и в тайне души содевается действием непотребных помыс­лов растление и блужения, по слову великого апостола: аще кто растлит храм Божий, растлит того Бог (1Кор.3:17). Под именем храма Божия разумей это видимое наше тело. Так и тот, кто растлит душу и ум, соединяясь и совокуп­ляясь со злобой, повинен казни. Как должно хранить тело от видимого греха, так должно хранить и душу, эту невесту Христову, от непотребных помыслов. Обручих вы, говорит апостол, единому мужу невесту представити Христу (2Кор.11:2). И другое Писание говорит: всяцем хранением блюди твое сердце; от сих бо исходища живота (Притч.4:23). И опять: научись из Божественного Писания, что строптивая помышления отлучают от Бога» (Прем.1:3). Преподобный Нил Сорский так рассуждает о страсти: «Страсть подлежит или соразмерному покаянию, или будущей муке. Долж­но раскаиваться в страсти и молиться об избавлении от нее: она подлежит будущей муке за нераскаяние в ней, а не за производимую ею внутреннюю борьбу. Если б вечной мукой каралась сама борьба, то без совершен­ного бесстрастия не было бы отпущения грехов, кото­рое, однако же, получено многими, как говорит святой Петр Дамаскин. Боримый какой бы то ни было страс­тью должен тщательно противиться ей, сказали отцы. Приведем в пример блудную страсть. Боримый блудною страстью к какому-либо лицу должен всячески удалять­ся собеседования с ним и сопребывания, прикоснове­ния даже к одежде его и обоняния его. Нехранящийся во всем этом совершает страсть и любодействует по­мыслами в сердце своем, сказали отцы. Таковый сам возжигает в себе пещь страстей и вводит в себя, как зве­рей, лукавые помыслы» (Прп. Нил Сорский, Слово 1).

      Приготовимся к вечности и к переходу в вечность, именуемому смертью, во время земной жизни, в этом преддверии к вечности. Земная жизнь есть не собствен­но жизнь, но непрестанная борьба между жизнью и смертью: попеременно мы уклоняемся то к той, то к другой, колеблемся между ними, оспариваемся ими. Если оценим справедливо, то краткое мгновение, на которое мы поставлены здесь, на земле, сравнив его с неизмеримой и величественной вечностью, то найдем только одно правильное употребление земной жизни. Употребляется она правильно, когда проводится в при­готовлении к вечности. Так судит о земной жизни и сло­во Божие; не бойся малое стадо, завещает Господь учени­кам Своим на время их земного странствования, яко бла­говоли Отец ваш дати вам Царство. Продадите имения ваша, и дадите милостыню: сотворите себе слагалища невет­шающа, сокровище неоскудеемо на небесех, идеже тать не при­ближается, ни моль растлевает: идеже бо сокровище ваше, ту и сердце ваше будет. Да будут чресла ваша препоясана и све­тильницы горящии: и вы, подобии человеком, чающим Госпо­да своего, когда возвратится от брака, да пришедшу и толк­нувшу, абие отверзут ему. Блажени раби тии, ихже пришед Господь обрящет бдящих. Аминь глаголю вам, яко препояшет­ся и посадит их, и минув послужит им. И аще приидет во вторую стражу, и в третию стражу приидет и обрящет их тако, блажени суть раби тии. Се же ведите, яко аще бы ведал господин храмины, в кий час тать приидет, бдел убо бы, и не бы дал подкопами дому своего. И вы убо будите готови: яко в оньже час не мните Сын Человеческий приидет. Кто убо есть верный строитель и мудрый, егоже поставит Господь над че­лядию своею, даяти во время житомерие? Блажен раб той, егоже пришед Господь его обрящет творяща тако. Воистину глаголю вам, яко над всем имением своим поставит его. Аще же речет раб той в сердцы своем: коснит господин мой прий­ти, и начнет бити рабы и рабыни, ясти же и пити и упива­тися: приидет господин раба того в день, в оньже не чает и в час, в оньже не весть: и растешет его, и часть его с неверными положит» (Лк.12:32-40; 42-46). Мало и уничиженно словесное стадо ис­тинных христиан; оно в презрении и гонении у гордых сынов мира; но Господь заповедует ему не изнемогать в скорбях и не страшиться их, заповедует не обращать внимания на эти скорби, устремлять все внимание к Небесному Царству, обетованному благоволением Отца Бога. Он заповедует превратить земное имение милос­тыней в небесное имение, чтоб самое сокровище чело­века, находясь на небе, влекло его к небу. Он повелевает так устраивать свои обстоятельства и проводить такое жительство, чтоб непрестанно быть готовым к смерти. Называя земную жизнь ночью, Он возвещает, что неиз­вестно, в которую стражу этой ночи придет смерть: в детском ли возрасте, или в юношеском, в зрелом ли мужестве, или в глубокой старости. Господь угрожает неожиданною смертью тому, кто, считая ее далекой от себя, позволяет себе злоупотреблять земной жизнью и дарами Божиими.

      Истинные ученики Христовы с точностью исполни­ли завещание Господа. Апостол Павел говорит о себе, что он умирал ежедневно (1Кор.15:31). Точно: кто ежедневно приготовлен к смерти, тот умирает ежедневно; кто попрал все грехи и все греховные пожелания, чья мысль отсе­ле переселилась на небо и там пребывает, тот умирает ежедневно. Кто умирает ежедневно, тот уже живет веч­ною, истинною жизнью (Прп. Макария Великого, Беседа 49, гл. 2).

      Такой жизни мыслью и сердцем на небе, при жиз­ни телом на земле, такого ежедневного переселения в вечность достигают весьма немногие из христиан, даже проводящих жизнь в святых обителях; тем менее доступ­но это духовное состояние христианам, живущим по­среди мира. Земные попечения непрестанно гнетут мысль к земному, привязывают к временному и тленно­му, похищая у нее памятование о вечности. Это, однако же, не должно приводить христианина в уныние. Если он не может постоянно пребывать в области вечного и духовного, то может обращаться к ней часто и благовременно приготовляться к смерти. Приготовляться к ней должно хранением себя от всякого дела, слова и помышления, воспрещенных Христовыми заповедями. Приготовляться к ней должно ежедневным или, по воз­можности, частым исповеданием своих согрешений, как пред отцом духовным, так и в душевной клети пред единым Сердцеведцем — Богом. Должно приготовлять­ся к смерти воздержанием от брашен и напитков, воз­держанием от празднословия, шуток, смеха, рассеянно­сти, увеселений и игр, воздержанием от роскоши, тре­буемой тщеславием мира, и от всех излишеств, соделы­вающих помышление о смерти чуждым уму, льстиво представляющих земную жизнь как бы бесконечною. Должно приготовляться молитвами от сердца сокру­шенного и смиренного, слезами, воздыханиями, рыда­ниями; должно приготовляться обильным подаянием милостыни, прощением обид, любовью и благодеяни­ем врагам, терпением всех земных скорбей и искуше­ний, которыми искупаются вечные скорби ада. Если смерть застанет христианина в этом подвиге, то, конечно, она застанет его препоясанным, то есть приготов­ленным к совершению далекого пути от земли к небу, и со светильником горящим, то есть с разумом и поведени­ем, озаренными Божественной Истиной.

      Одним из превосходнейших способов приготовле­ния к смерти служит воспоминание и размышление о смерти. Очевидно из вышеприведенных слов Спасите­ля, что оно заповедано Господом. И Священное Писание Ветхого Завета говорит: поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир.7:39). Святые иноки с особенною тщатель­ностью возделывали эту часть умственного подвига. В них размышление о смерти, осененное благодатью, обращалось в живое созерцание смертного таинства, а такому созерцанию сопутствовала горячая молитва с обильными слезами и глубокими сердечными стенани­ями. Без постоянного памятования о смерти и суде Бо­жием они признавали опасным самый возвышенный подвиг, как могущий дать повод к самомнению.

      Преподобный Антоний Великий, в наставлениях ученикам своим, советует размышление о смерти: «Рас­сматривая, — говорит он, — превратность жизни чело­веческой и неизвестность ее конца, мы устранимся та­ким рассматриванием от греха. Когда встаем от сна, то вполне сомнительно — достигнем ли вечера. Опять, ког­да желаем успокоить тело сном, столько же ненадеж­но — увидим ли свет наступающего дня. Размышляя о неверности наших жизни и естества во всех отношениях, мы достигаем познания, что Божий промысл управля­ет нами.

Боязнью суда и страхом мук уничтожаются обманчивые похотения плоти и вместе поддерживается душа, когда она клонится к падению» [125].

      Святой Исаак Сирин говорит: «Кто достойно име­нуется разумным? Тот, кто действительно уразумел, что есть предел сей жизни; тот может положить пре­дел своим согрешениям (Слово 12). Первая мысль, посылаемая человеколюбием Божиим человеку и напутствующая его душу в живот вечный, есть западающая в сердце мысль об исходе. Этой мысли естественно последует презрение к миру; ею начинается в человеке всякое благое движение, наставляющее его в живот. Боже­ственная сила, содействующая человеку, когда восхо­щет явить в нем живот, полагает в нем эту мысль в ос­нование, как мы сказали. Если человек не угасит ее житейскими заботами и суесловием, но возрастит в безмолвии, углубляясь в себя и занимаясь ею: то она поведет его к глубокому видению, невыразимому сло­вом. Эту мысль крайне ненавидит сатана и употребля­ет всю силу, чтоб исторгнуть ее у человека. Если бы можно было, он отдал бы человеку царство целого мира, только бы посредством развлечения изгладить эту мысль в уме человека; он сделал бы это охотно, если б мог. Коварный! Он знает, что если помышле­ние о смерти укоренится в человеке, то ум его не оста­ется уже более в стране обольщения и бесовские хит­рости к нему не приближаются. Не подумайте, что мы говорим о первом помысле, пробуждающем в нас на­поминанием своим памятование смерти; мы говорим о полноте дела, когда непрестанно приходит человеку воспоминание и размышление о смерти, его всегда ут­верждающее и приводящее в удивление. Первый по­мысл телесен, а второе состояние — духовное видение и дивная благодать. Это видение облечено в светлые мысли. Имеющий его не обращает внимания на мир и не заботится о теле своем» (Слово 86).

      «Когда приближишься к одру твоему, скажи ему: о одр мой! Не сделаешься ли ты в эту ночь моим гро­бом? Мне неизвестно, не постигнет ли меня в эту ночь, вместо временного сна, будущий вечный сон. Доколе имеешь ноги, теки к деланию, прежде нежели они свяжутся узою, которая уже не может разрешиться. Доко­ле имеешь персты, распни их на молитву, прежде не­жели придет смерть. Доколе имеешь очи, исполни их слез, прежде нежели они покроются прахом. Как роза увядает, едва дунет на нее ветер, так и ты умираешь, если поколеблется внутри тебя какая-либо из стихий входящих в состав твой. О человек! Вкорени в сердце твое мысль о твоем отшествии и напоминай себе не­престанно: Вот! Посланник, Долженствующий прийти за мною, уже достиг дверей. Что сижу? Отшествие на­веки, безвозвратное» (Слово 41).

      «Как хлеб нужнее всякой другой пищи, — говорит святой Иоанн Лествичник, — так размышление о смер­ти нужнее всех деланий. Памятование о смерти рожда­ет в общежительных иноках усердие к трудам и непрес­танное приобучение себя к исполнению Евангельских заповедей, особливо же к перенесению бесчестий со сладостью, а в безмолвниках — отложение попечений, постоянную молитву и хранение ума. Эти добродете­ли — вместе и матери и дщери памятования о смерти. Живое памятование смерти отсекает излишество в пище; когда же со смирением отсечено будет это изли­шество, — с отсечением его отсекаются страсти. Как, по определению отцов, совершенная любовь не падает, так я утверждаю, что истинное предощущение смерти не страшится падений. Как некоторые признают бездну бесконечной, говоря, что это место не имеет дна, так и памятование о смерти доставляет чистоту и делание, не имеющие пределов. Невозможно, невозможно настоя­щий день провести благочестиво, если не будем считать его последним днем нашей жизни. Уверимся, что памя­тование смерти, как и всякое благо, есть дар Божий; потому что часто при самых гробах не проливаем слез и пребываем равнодушными; напротив того, часто при­ходим в умиление и без этого зрелища» (извлечено из 6-й степени святой Лествицы).

      Великий Варсонофий утверждает, что человек, от­секающий свою волю во всем, имеющий смиренное сердце и всегда смерть перед глазами, может спастись благодатью Божией, и, где бы он ни был, им не овла­деет боязнь: такой задняя забывает, а в предняя прости­рается (Флп.3:13). «Да укрепит мысль твою, — пишет этот пре­подобный отец некоторому брату, — воспоминание о пришествии смерти, которой час неизвестен никому из человеков. Постараемся делать добро, прежде неже­ли прейдем из этой жизни. Не знаем, в какой день бу­дем позваны, чтоб не оказаться нам неготовыми и не остаться вне чертога с пятью юродивыми девами, ко­торые взяли светильники, но не взяли елея в сосудах своих» (Ответы на вопросы 229 и 623). Другому брату преподобный пишет: «Уразу­мей, что время не медлит и, когда настанет час, вест­ник смерти неумолим. Кто молил его и был услышан? Он есть истинный раб своего Владыки, в точности ис­полняющий повеление Его. Убоимся страшного дня и часа, в который не защитит ни брат, ни сродник, ни начальство, ни власть, ни богатство, ни слава: но бу­дет лишь человек и дело его» (Ответы на вопросы 799 и 645). «Хорошо человеку по­мнить смерть, чтоб навыкнуть знанию, что он смер­тен; смертный — не вечен; невечный же и поневоле оставит век сей. Чрез непрестанную память о смерти человек начинает и произвольно делать добро» (Ответы на вопросы 799 и 645).

      Преподобный Филофей Синайский советует Хрис­тову подвижнику посвящать все утро трезвенной и про­должительной молитве, а по вкушении пищи употреб­лять некоторое время на воспоминание и размышление о смерти (Прп. Филофея, гл. 2. Добротолюбие, ч. 2). Приводя в свидетельство этого древнего отца, наш преподобный Нил Сорский советует также посвящать время после трапезы на размышление о смер­ти и суде (Прп. Нил Сорский, Слово 7). Этим наставлением святых отцов, как извле­ченных из блаженного опыта, полезно и должно пользо­ваться всем, желающим приучиться к памятованию смерти, желающим освободиться от обольстительного и обманчивого мысленного состояния, при котором человек представляется сам себе как бы вечным на зем­ле, а смерть считает уделом только других человеков, отнюдь не своим. После понудительного приобучения себя к воспоминанию о смерти, милосердный Господь посылает живое предощущение ее, — и оно приходит помогать подвижнику Христову при его молитве. Оно благовременно восхищает его на страшный суд Хрис­тов; благовременно на этом суде человек умоляет человеколюбивого Господа о прощении своих грехов и получает его. Потому-то святой Иоанн Лествичник на­звал «молитву истинно молящихся — судилищем, су­дом, престолом Господа, предваряющими общий будущий суд» (Лествицы степень 28).