Со старцем Никифором Старец Никифор, в миру Христос Рупакас, был родом из Пири, пригорода Фив. В 1910 году, познакомившись со своим земляком старцем Ефремом, он приехал на Святую Гору. Тогда в пустыне ценились способности к ремесленничеству, которое было необходимо для заработка средств к существованию, и послушник Христос этими способностями обладал.

Кроме того, он был хорошим псалтом1 , ревностным к церковным службам, как говорил нам отец Ефрем. В 1924 году отец Никифор был рукоположен во иерея. Отец Ефрем в подробностях рассказывал нам случаи из своей жизни, относящиеся к тому времени, когда он был новоначальным и послушником своего старца. Он сам удивлялся многим случаям заступления благодати, утешавшей его, несмотря на его неопытность.

На первых шагах монашеской жизни ему помогало чтение святоотеческих книг. Его старцы, а в особенности старец Ефрем, были чрезвычайно резкими и гневливыми и по своей неграмотности не могли дать ему надлежащего руководства. Первое время у отца Ефрема возникало немало трудностей, потому что он не справлялся с послушаниями, рукоделием и работой.

Ко всем работам, совершаемым им, старцы признавали его негодным. Но что смыслил в рукоделии молодой человек двадцати лет, недавно закончивший гимназию? «Ну зачем же ты приехал сюда,– говорили ему, — если ты ничего не умеешь?». Блаженный отвечал: «Благослови, старец, твоими молитвами я научусь». И действительно, непривычный к такому труду отец Ефрем научился, потому что  очень способным.

«Бог просветил меня, и я ос тался у старцев и терпел», — говорил он. --- 1 Псалт (греч. ψάλτης, от глагола ψέλνω — петь) — певец. Псалтами становятся через хиротесию (чин возложения рук), совершаемую епископом. Псалты для пения на клиросе надевают особые рясы, которые отличаются от священнических красными воротничками.

Заслуженные псалты награждаются званием протопсалта и иногда в награду даже получают камилавку красного цвета, которую могут надевать во время службы. Кстати, и в монастырях будничные службы зачастую поет один псалт или же монахи поют не хором, а по очереди.   И он описывал нам давление и насилие эгоцентризма, первой ступеньки самолюбия, возникавшего при сравнении себя, образованного, с неграмотными старцами, смирявшими его своими жесткими словами.

Потом дало себя знать еще одно зло — своеволие: то самое «почему», за которым следуют презрение и уничижение. Когда отец Ефрем достиг духовного преуспеяния, он удивился мудрости святых отцов и точности, с которой они описывали гибель членов и установлений противоборствующего закона тления (см.: Рим. 7, 23). В начале своей монашеской жизни отец Ефрем совершал великие постнические подвиги.

Но, по немощи своей природы, он не смог продолжать такой пост и заболел. Так он был вынужден более придерживаться умеренности, чем строгости. И старец Никифор стал более снисходительным в отношении питания, хотя говорил при этом как бы самому себе: «Отцы говорят: пост, бдение, молитва, а эта молодежь ищет пищи и молитвы. Разве может так быть?».

Но, видя ревность отца Ефрема, послушание и «иосифово» воспитание1, которое он уважал, разрешал послабления в посте. Кроме того, их рукоделие — изготовление деревянных печатей для выпечки просфор — было тяжелой работой. На взятых со стороны животных они должны были перевезти стволы деревьев через труднопроходимые и неприступные леса, разрезать их тяжелыми ручными пилами, обтесать топором, обработать на станке с ножным приводом и вырезать затем печати вручную.

Потом, взвалив печати на спину, они должны были перенести их из афонской пустыни к морской пристани, чтобы обеспечить их поступление на рынок. Разве все это могло быть по плечу юному подвижнику отцу Ефрему с его слабым здоровьем, и чтобы еще при этом строго соблюдать слово отцов о «посте, бдении, молитве»? Здесь я хочу сделать отступление, упомянув о привнесении духа «икономии»2 в нынешнюю эпоху, которое происходит не по причине нарушения святоотеческих правил и презрения к ним, а по большей части в силу умаления естественных сил современного человека.

На нашем поколении я с недоумением наблюдал за этой переменой. Мы, то есть я и мои сверстники, держались определенной меры подвига с терпением и без ропота. Наши же ученики были не в силах понести этого, причем совсем не из-за непостоянства их устремлений. Хотя они и хранили здоровое расположение и ревность, однако отступали в силу природной немощи.

Природных сил не хватало, чтобы запечатлеть произволение делом. Но благодать не скрывала своего присутствия, потому что произволение их было по Богу. Блаженный старец рассказывал нам о различных случаях из того периода своей жизни, когда он остался один со своим дряхлым старцем, отцом Никифором. Он вспоминал о том, как благодать разнообразно помогала ему во встречающихся трудностях.

— Однажды я был в лесу, — говорил он, — и пытался сдвинуть толстые стволы деревьев, из которых мы изготавливали печати. Но одному мне это было не под силу. Тогда появился юноша, проходивший мимо этого места, и с готовностью пособил мне закончить мою работу. Когда я обернулся, чтобы отблагодарить своего помощника, его уже не было. Но он сказал мне, что зовут его Феодор.

Блаженный старец вспоминал о трудах по тяжелому рукоделию, а также и о радовавших его утешениях благодати. Когда она посещала его, он с характерной для него юношеской простотой говорил сам в себе: — Ангелы и Архангелы, отойдите-ка в сторонку, чтобы увидел я Господа — Любовь мою! От сладости таких помыслов он весь был объят пламенем. В первые дни подвига старца, духовного подвига, который он начал, он был лишен святоотеческого примера и необходимых для новоначального наставлений. Однако благодаря --- 1) Т о есть воспитание старца Иосифа.   2 Икономия (греч.