И тайна монашеского становления в иерее Иоанне свершилась. Умно-сердечная молитва, «запульсировавшая»в сердце, известила его об этом. Для отца Иоанна Крестьянина начинался новый этап жизни, и он ожидал, что речет о нем Господь.   Не может град укрытися верху горы стояй Бог благословил его на путь бездомного странника на 12 лет.

Все эти годы отец Иоанн будет с небольшим саквояжем переходить из села в село, от одной церкви к другой, из церковной сторожки в деревенскую избу   Ушли в прошлое пять лет сокровенной жизни в непрерывном напряженном внимании к себе, ко всему окружающему с молитвенным воплем пред Лицем Божиим. Отец Иоанн за все благодарил Господа.

Душа его познала и чувства, проистекающие от единого источника – святыни, и немощь человеческую, и глубину человеческого падения даже до ада преисподнего при богозабвении. Личный живой духовный опыт борьбы с врагом спасения стал тем некрадомым богатством, с которым батюшка вышел из вынужденного «затвора». Предаваясь вполне воле Божией, отец Иоанн не нарушал мира души своими желаниями.

Он отправился к митрополиту Николаю, чтобы из его уст услышать Божие определение о своей дальнейшей жизни. Владыка Николай благословил иерея Иоанна в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь. И опять поманила его надежда о монашестве, но, как и в первый раз, ненадолго. Отец Иоанн в беседе с иконописцем монахиней Иулианией41 так рассказывал о том, как попал он в Псков: «Приехал я в Печоры под Вербное воскресенье. Владыка Иоанн (Разумов)

[42] тотчас вызвал меня к себе и долго изливал горестные чувства, что дел кругом много, а человек он новый в Псковской епархии, верных людей нет, опереться не   73   на кого. Во мне он видел верного человека, который может помочь; убеждал ехать в Псков и позаботиться о соборе. Звонят уже ко всенощной, а мы все еще сидим, говорим…» Пробыл отец Иоанн в монастыре всего две недели.

Благословение правящего архиерея обозначило новый этап его жизни. Вместо монастырского послушания определились для него труды, за которыми не видно было не только далекого будущего, но и завтрашнего дня. Впоследствии отец Иоанн частенько будет напоминать духовным чадам:  «Детка, усвой один очень важный     урок, усвой на всю жизнь. Не спеши простираться в завтрашний день, живи сегодня, сейчас учись видеть волю Божию для себя, и не только видеть, но надо иметь еще  непоколебимую решимость, чтобы ее исполнить».

  Ни владыка, ни отец Иоанн не помышляли, что полагалось начало нового подвига. Бог благословил его на путь бездомного странника на 12 лет. Все эти годы отец Иоанн будет с небольшим саквояжем переходить из села в село, от одной церкви к другой, из церковной сторожки в деревенскую избу. Не обремененный попечением о себе, он будет заботиться о доме Божием и о детях Божиих, не имеющих пастыря.

Не связанный никакими внешними обязательствами, он незримо для посторонних глаз будет делать Божие дело, совершая монашеский подвиг, – возжигать светильник Духа в тех, кого встретит на своем пути странника.   74   Когда вопрос о водворении отца Иоанна в Псков был уже решен, во время литургии, перед самым Великим входом, владыка вдруг спросил его: «Когда будете постригаться?» «Что я мог ответить в такой момент? – вспоминал батюшка.

– Благословите, владыка, ведь Вы меня сами направили в Псков, – а сам думаю: – Если бы я был свободен, то постригаться поехал бы в Глинскую пустынь[43]. Там лучше всего сохранился дух монашества, и есть у кого поучиться». На этом разговор о монашестве был закончен. Ни архиерей, ни иерей не проявляли своей воли. И позднее, когда заговаривали о батюшкином постриге, он отвечал: «Я высоко ценю монашество и ничего не имею против пострига, но я также очень люблю народ и хочу ему послужить».

Во Пскове батюшку поразило отношение духовенства к состоянию храма. По определению отца Иоанна, это было «стоячее болото». Вместо лампад висели консервные банки и пудреницы, ризница в запустении, нет облачений и икон, полное небрежение к благолепию гробниц с мощами. О времени, когда отец Иоанн нес пастырские труды во Пскове, вспоминает монахиня Иулиания (Мария Николаевна Соколова), иконописец Троице-Сергиевой Лавры.

Она встречалась с ним 14 августа 1955 года в Троицком соборе Пскова[44]: «Отец Иоанн встретил нас радушно. Мы много разговаривали, он рассказывал, что старается разбудить в людях уснувшее религиозное чувство и стремление к благолепию Дома Божия. Смущало батюшку, что в память духовной покровительницы Псковщины святой равно-   75   апостольной княгини Ольги* не было не только храма, но даже и придела.

Он начал молиться, чтобы Господь помог ему: ни средств, ни возможности осуществить это желание не было. «Святая равноапостольная Ольга, ты сама позаботься об этом деле», – из глубины души вздыхал он, припадая к ее иконе. Вскоре он услышал о старых иконостасах, оставшихся в закрытых под Псковом церквах. С неимоверными трудностями ему удалось их вывезти.

Но когда он привез иконы, то неожиданно услышал: «Стоило ли за такой рухлядью ездить и так мучиться?» Отец Иоанн делился с нами своей печалью о том, что нет ни материалов, ни средств, ни художников. Настоятель храма иеромонах Всеволод (Баталин)[45], только что вернувшийся из заключения, был с отцом Иоанном одного духа. Они взяли свое жалованье вперед за три месяца и потратили его на приобретение лампад к мощам и иконам. Питались же хлебушком с кануна.

«В Москве старались меня упрятать в дальний монастырь, чтобы ни слуху ни духу обо мне не было. А я опять в собор вылез, чижик такой», – пошучивал отец Иоанн. Матушка Иулиания вспоминает: «Батюшка бегал туда-сюда: то в алтаре он требуется, то в конце галереи, то зовут его к мощам. Во всем соборе кипела работа». Отец Иоанн не боялся трудов. Еще в лагере он прочувствовал, что дела во имя любви дают душе легкость, мир, сердечную теплоту и умиление в молитве.