— Как Вам кажется, правильно ли то соотношение, какое сложилось между молитвой и трудом в обителях Грузии? Или везде ситуация разная?

— Для монаха самое главное — это Иисусова молитва. Иисусову молитву можно читать и во время труда. Здесь все зависит от усердия самого человека. Но для молитвы необходимо послушание. Преподобный Симеон Новый Богослов говорит: «Искренний послушник, как только прочитает Трисвятое, так почувствует благодать Божию в своей душе, будет восхищен в молитве». Труд не мешает молитве, конечно, труд разумный. Если нет труда, то в нас просыпаются не молитва, а страсти.

— Но иногда физический труд приводит к атрофированию рассудка.

— Даже в богатых монастырях заставляли монахов работать физически. Когда мы не трудимся физически, то просыпаются наши страсти. В патерике написано, как старец заставлял молодого монаха из одного конца двора переносить камни в другой, а когда тот кончал работу, приказывал переносить камни обратно. Есть монашеская пословица: «Томлю томящего меня», т. е. нашу плоть. Поэтому если то, что мы считаем неправильностью или действительно являющееся таковым, обратить на внешнее, то на самом деле оно может оказаться полезным для нашей духовной жизни. Лучше быть утомленным, с атрофированным рассудком, чем бороться с демоническими страстями, которые особенно сильно нападают на монаха. Иногда работа до усталости — это лекарство против наших страстей. Мы думаем, что если нам дадут свободное время, то мы будем усердно молиться. А может быть наоборот: дадут нам свободное время, а мы вместо молитвы влюбимся.

— Какой молитвенный минимум необходим насельникам, современного строящегося монастыря, которые по вполне понятным причинам крайне обременены трудами по благоустройству обители и зарабатыванию куска хлеба?

— Книжная молитва, в том числе каноны и акафисты,— это некое приготовление монаха к Иисусовой молитве. Поэтому главное — развивать в себе Иисусову молитву. Тогда у монаха не будет такого чувства, что труд отнимает у него молитву. Он станет понимать: молитва — это не что-то внешнее, что можно отнять,— молитва так близка к нему, как его собственное сердце. Только очень немногие послушания настолько хлопотливы, что требуют отрыва ума от молитвы. В большинстве же послушаний можно совместить одно с другим.

Больше, чем труды, нас обременяют заботы, поэтому нужно делать дело добросовестно, не откладывая его и не принимаясь одновременно за несколько дел. Тогда мы сможем более спокойно относиться к своему труду и зарабатыванию куска хлеба. Древние монахи старались заработать кусок хлеба, а мы стараемся заработать кусок хлеба с маслом, в этом наше отличие.

— Как Вы считаете, если человек весь день занимается делами по послушанию и одновременно творит молитву Иисусову, надо ли ему выделять из своего отдыха еще время для того, чтобы в тишине почитать молитву Иисусову?

— Для монаха Иисусова молитва — это благословение. При постриге монаху даются четки со словами о том, чтобы всегда имя Иисуса Христа было в его душе, в его устах, в его сердце. Это благословение — на всю жизнь. По временам полезно заниматься Иисусовой молитвой в уединении, это развивает внимание человека. Преподобный Антоний Великий иногда давал отдых своим ученикам, гулял вместе с ними. Один раз, когда кто-то из мирян встретил их, прп. Антоний сказал, что если слишком сильно натягивать лук, то тетива может порваться. Поэтому отдых себе можно давать. Но если Иисусова молитва привьется к сердцу, тогда человеку будет трудно отдыхать без нее. Легче говорить: «Господи, помилуй».

Дело в том, что когда мы отключаемся от молитвы, в голову лезет разный мусор. Если можно было бы так сказать: «Я отдыхаю. Я прекратил молитву так, как будто бы я остановил машину и она не двигается, разогретый мотор охлаждается». Но у нас не так происходит: как только бросим молитву, сразу появляются какие-то мысли. Сначала эти мысли как будто нейтральные, а потом идут уже греховные мысли.

Отцы сказали: «Многословная молитва утомляет»,— а внутреннюю молитву можно чередовать с чтением. Можно в качестве отдыха выбрать прогулку, посмотреть на природу, на тот мир, который создан премудростью Бога.

— Каким Вы видите будущее монашество в России и в Грузии?

— Я думаю, что пока существует мир, будет существовать и монашество. Монашество — это внутреннее призвание человека, это тот религиозный максимализм, к которому стремятся некоторые души. И тяга к монашеству до конца не будет искоренена.

А что касается будущего, то это во многом зависит от того, будут ли монахи наряду с монастырскими стенами созидать также монастырь в своем сердце или нет, займет ли внутреннее делание главное место в монашеской жизни или нет.