27 Января.

„…Я ошибся вчера числомъ и вм?сто 26 поставилъ 27. Сегодня, т.е. въ Понед?льникъ, я посл?дній день въ Риг? и завтра вм?ст? съ св?томъ вы?зжаю въ Кенигсбергъ, куда нанялъ извощика за 40 руб. сер. Это очень дешево по мн?нію ц?лой Риги, потому что я познакомился почти съ ц?лой Ригой у милаго, почтеннаго, толстаго, добраго Петерсона, который совершенно пл?нилъ меня своею добротою, добродушіемъ, готовностію къ добру и ум?ньемъ его д?лать. Весело вид?ть челов?ка, котораго почти каждая минута посвящена польз? и добру. Онъ пользуется зд?сь всеобщимъ уваженіемъ и заслуживаетъ его бол?е, ч?мъ кто другой. Das Rechte – вотъ его ц?ль, его любовь, его божество. Въ два или три дня, которые я пробылъ зд?сь, я усп?лъ уже узнать его такъ хорошо, что готовъ отв?чать головою за каждый его поступокъ. Право, онъ усп?лъ уже сд?лать столько хорошаго, показать столько доброты, сколько у другаго частнаго челов?ка растянется на всю жизнь. Въ исполненіи своей должности онъ отличается какимъто рыцарствомъ законности, независимостію отъ постороннихъ толковъ и частныхъ волей (какъ вы говорите), самостоятельностію характера, твердостію, прямотою, и необыкновеннымъ знаніемъ д?ла и людей. Вотъ общая молва объ немъ всего города. Комната его съ утра до вечера набита людьми, изъ которыхъ одни приходятъ просить у него сов?та, другіе помощи, третьи услуги, четвертые приходятъ толковать о городскихъ новостяхъ, пятые ничего не д?лать, и для вс?хъ для нихъ достанетъ у него времени, охоты и веселости. Теперь особенно домъ его набитъ народомъ, потому что все почетное дворянство Остзейскихъ провинцій съ?халось сюда провожать маркиза Паулучи, который черезъ нед?лю ?детъ въ Италію, оставляя свое м?сто графу Палену. Со мной Петерсонъ обошелся такъ, какъ обходятся съ 20л?тнимъ другомъ. Но я разскажу вамъ все подробно: изъ Петербурга вы?халъ я 22го. Жуковскій, Мальцевъ, Титовъ и Кошелевъ провожали меня въ контору дилижансовъ. Вс? провожавшіе меня об?щались въ тотъ же день писать къ вамъ. Напишите, кто сдержитъ слово. Дорога была довольно безпокойна, потому что дилижансы изъ Петербурга въ Ригу устроены скверно. Черезъ Дерптъ я про?халъ въ 2 часа ночи и не видалъ никого и ничего. Но только дышать Дерптскимъ воздухомъ и знать, что зд?сь университетъ, зд?сь Ласточка и проч. – все это такъ живо напоминаетъ нашего Петерсона и Языкова, что мн? было въ Дерпт? и весело и скучно. Въ Ригу я прі?халъ 25го въ 12 часовъ, остановился въ трактир? Петербургъ, напился кофе, выбрился, разложился; между т?мъ пришло время об?да, посл? котораго я улегся спать и въ осьмомъ часу отправился къ прокурору Петерсону. У него я засталъ большое общество и музыку. Онъ самъ маленькій, толстый, пл?шивый, въ тепломъ пестромъ халат?, сидитъ важно посреди комнаты въ большихъ креслахъ, которыя едва вм?щаютъ его персону. Когда я отдалъ ему письмо отъ Жуковскаго и назвалъ свое имя, онъ вскочилъ, бросился обнимать меня и пришелъ въ совершенный восторгъ. Когда первый порывъ его кончился, прерванная музыка доигралась, то онъ повелъ меня въ другую комнату, прочелъ письмо Жуковскаго, говорилъ много объ немъ въ Дерпт?, съ большимъ чувствомъ, съ большою душою, и разстроганный разговоромъ и воспоминаніемъ, досталъ кошелекъ, который подарила ему A. A. W. при прощаніи, и поц?ловалъ его со слезами, говоря, что это лучшее сокровище, которое онъ им?етъ. На другой день этотъ кошелекъ отдавалъ мн? на память. – Нужно ли еще разсказывать вамъ, какъ онъ обходился со мною? Интереснаго я въ Риг? вид?лъ: 1) Die Domkirche, гд? недавно отвалился камень и открылся замуравленный челов?къ: это былъ рыцарь, заколовшій епископа въ этой же церкви. Вотъ пов?сть для Погодина. Церковь сама стара только снаружи, внутри все перекрашено, выб?лено и – чисто. 2) Домъ Шварцгейптеровъ, das Schwarzhaupterhaus, котораго зала превращена въ новую, но изъ подъ новаго можно отгадать и весело отгадывать бывшее старое. Я многое осматривалъ еще, но интереснаго, кром? этого, не видалъ; былъ однако въ Мусс?, смотр?лъ водопроводъ и безпрестанно гляжу на памятникъ 12го года, который стоитъ передъ моими окнами. Это такая же холодная металлическая слава, какая стоитъ у насъ на Красныхъ воротахъ, только вм?сто Красныхъ воротъ узенькая колонна, вм?сто Москвы Рига, вм?сто – и проч. Забылъ еще интересное: постыдный столпъ, къ которому привязывали преступниковъ. – Довольны вы моею аккуратностію? Чего я не разсказалъ, то вы можете легко отгадать. Отъ васъ же писемъ зд?сь н?тъ и Богъ знаетъ будутъ ли?”

11/23 Февраля. Берлинъ.

„Сегодня рожденіе брата. Какъто проведете вы этотъ день? Какъ грустно должно быть ему! Этотъ день долженъ быть для вс?хъ насъ святымъ: онъ далъ нашей семь? лучшее сокровище. Понимать его возвышаетъ душу. Каждый поступокъ его, каждое слово въ его письмахъ обнаруживаютъ не твердость, не глубокость души, не возвышенность, не любовь, а прямо величіе. И этого челов?ка мы называемъ братомъ и сыномъ!

„Вчера получилъ я ваши письма, ваши милыя, святыя письма. Чувство, которое они дали мн?, я не могу ни назвать, ни описать. На каждое слово ваше я отв?чалъ вамъ слезою, а на большую часть у васъ недостаетъ словъ. Не удивляйтесь этому: съ н?котораго времени я выучился плакать. Однако не толкуйте этого дурно; напротивъ, вообще я сталъ покойн?е, ясн?е, св?ж?е, ч?мъ въ Москв?. – За ч?мъ спрашиваете вы, борюсь ли я самъ съ собою? Вы знаете, что у меня довольно твердости, чтобы не пережевывать двадцать разъ одного и того же. Н?тъ, я давно уже пересталъ бороться съ собою. Я покоенъ, твердъ и не шатаюсь изъ стороны въ сторону, иду в?рнымъ шагомъ по одной дорог?, которая ведетъ прямо къ избранной ц?ли. Мысли, в несбытности которыхъ я разъ уб?дился, для меня умерли, безъ воскресенія. Сл?дъ, который он? оставили въ душ?, не ослабляетъ ее, но укр?пляетъ. Не знаю, поймете ли вы меня, по крайней м?р? в?рьте, что это такъ. Мои нам?ренія, планы, мечты получили какуюто ос?длость. Я сталъ такъ д?ятеленъ, какъ не былъ никогда. На жизнь и на каждую ея минуту я смотрю какъ на чужую собственность, которая пов?рена мн? на честное слово, и которую сл?довательно я не могу бросить на в?теръ. Иногда мн? кажется, что такое состояніе души и его причина есть особенное благод?яніе моего Ангела Хранителя, въ котораго я в?рю. Я не рожденъ былъ къ нему. Но можетъ быть оно спасетъ меня отъ ничтожества и сд?лаетъ достойнымъ братомъ моего брата, возвышеннаго, сильнаго. Если бы можно было пережить снова, то я опять д?йствовалъ бы такъ же, какъ прежде; но теперь если бы все перем?нилось, я уже не возвратился бы назадъ, а остался бы в?ренъ теперь избранной дорог?.

Въ Берлинъ прі?халъ я третьяго дня къ вечеру и едва, едва могъ отыскать комнату въ трактир?: такъ весь городъ набитъ про?зжими, которые отправляются на Франкфуртскую ярмарку. Завтра над?юсь пере?хать на особенную квартиру, которую отыскалъ мн? молодой Петерсонъ, сынъ Рижскаго прокурора, получившій въ насл?дство отъ отца все его добродушіе и обязательность. Онъ покуда единственный челов?къ, съ которымъ я познакомился въ Берлин?. Над?юсь однако, что не оставлю ни одного прим?чательнаго челов?ка, которыхъ зд?сь какъ въ мор? песку, съ которымъ бы, по крайней м?р?, я не попробовалъ познакомиться. Въ Кенигсберг? я провелъ вечеръ у профессора Штруве, филолога и брата Дерптскаго. Я им?лъ къ нему письмо отъ стараго Петерсона и узналъ въ немъ челов?ка отм?нно любопытнаго, умнаго, ученаго, проницательнаго и теплаго. Черезъ полчаса мы уже были съ нимъ, какъ старые знакомые, и разстались почти какъ друзья. Все, что онъ сказалъ мн? интереснаго, я напишу въ письм? къ Баратынскому, вм?ст? съ подробнымъ описаніемъ моего путешествія. Если вс? Н?мецкіе ученые такъ доступны, какъ Штруве, то я возвращусь въ Россію не съ одной расходной книжкой. Посл?дняя, впрочемъ, не велика до сихъ поръ и могла бы быть вдвое меньше, еслибы я зналъ напередъ, гд? и что должно платить. Но опытность моя не должна пропасть понапрасну. Скажите Погодину, что я пришлю ему подробную роспись вс?хъ издержекъ, сд?ланныхъ мною, вм?ст? съ сов?тами и прим?чаніями. Но все это, вм?ст? съ письмомъ къ Баратынскому и съ вторымъ Берлинскимъ письмомъ къ вамъ, я пришлю черезъ м?сяцъ, а можетъ быть и меньше. А вы, ради Бога, пишите ко мн? два раза въ м?сяцъ, и если можно еще больше, еще подробн?е. Говорите меньше обо мн? и больше объ васъ: это тотъ же я, только лучше, больше интересный для худшаго. Голубушка, милая сестра! исполни свое об?щаніе, пиши всякій день и больше. Сегодня я вид?лъ тебя во сн? такъ живо, такъ грустно, какъ будто въ самомъ д?л?. Мн? казалось, что вы опять собираете меня въ дорогу, а Маша сидитъ со мною въ зал? подл? окна и держитъ мою руку и уставила свои глазки на меня, изъ которыхъ начинаютъ выкатываться слезки. Мн? опять стало такъ же жаль ее, какъ въ день отъ?зда, и все утро я сегодня плакалъ, какъ ребенокъ. Ум?лъ однако спрятать слезы, когда пришелъ Юлій Петерсонъ. Вообще не бойтесь моей излишней дов?рчивости. Что для меня свято, т?мъ помыкаться я не могу, еслибы и хот?лъ; либо полное участіе, либо никакого, было моимъ всегдашнимъ правиломъ, и я т?мъ только д?люсь съ другими, что они могутъ вполн? разд?лить со мною”.

13 Февраля.

25 Февраля.

Я былъ два раза на лекціи у Риттера. Онъ читаетъ географію, и покуда я останусь въ Берлин?, не пропущу ни одной его лекціи, несмотря на то, что онъ читаетъ въ одинъ часъ съ Hegel'емъ. Одинъ часъ передъ его ка?едрой полезн?е ц?лаго года одинокаго чтенія. Каждое слово его было для меня новостью, ни одна мысль не пахнетъ общимъ м?стомъ. Все обыкновенное, проходя черезъ кубикъ его огромныхъ св?д?ній, принимаетъ характеръ геніальнаго, всеобъемлющаго. Все факты, все частности, но въ такомъ порядк?, въ такой связи, что каждая частность кажется общею мыслію. Даже въ отд?льности почти каждая частность была для меня новостью. Присоедините къ этому даръ слова отм?нно пріятный, спокойный и немножко поэтическій, и вы поймете, почему я предпочитаю его Hegel'ю, котораго впрочемъ я еще не слыхалъ. Кром? Риттера, я буду еще слушать Раумера, профессора нов?йшей исторіи, Stuhr, также профессора исторіи 18го стол?тія, и, можетъ быть, н?которыхъ другихъ, о которыхъ отдамъ отчетъ слышавши ихъ. Каждую лекцію я буду записывать и присылать вамъ экстракты всего интереснаго; это будетъ для Петерсона и для т?хъ, кому онъ захочетъ показать. Я былъ также на лекціи Риттера, когда онъ читалъ географію Палестины, но только для того, чтобы увид?ть и удивляться его манер?. Но такъ какъ эти подробности меня не очень интересуютъ, то я ограничусь одною всеобщею географіею. Комнату я нанялъ особенную, хорошенькую, чистую, меблированную, съ постелью, полотенцами для умыванья и пр., пр., пр., и плачу въ м?сяцъ 6 талеровъ, т.е. около 22 руб. Не познакомился я еще ни съ к?мъ, кром? зд?шнихъ Русскихъ студентовъ, изъ которыхъ большая часть взята изъ семинаріи и воротится въ Россію такими же неумытыми, какими прі?хали сюда. Завтра отправлюсь къ Радовицу, къ которому Жуковскій далъ мн? письмо, оттуда къ Барону Мальтицу, оттуда къ Посланнику, оттуда къ Гуфланду. Обо всемъ напишу вамъ подробно въ сл?дующемъ письм?, за которое готовьтесь платить рублей 20, потому что это будетъ не письмо, а тетрадь. Письма къ вамъ мой журналъ. Не смотря на то, или именно потому, не ждите найдти въ нихъ многаго обо мн? самомъ. Я теперь то, чт? вн? меня; то, чт? я вижу, то, чт? я слышу – плюсъ н?сколько мыслей объ Москв?, одинакихъ, неизм?нныхъ, какъ Господи помилуй. Одна только перем?на можетъ быть и бываетъ въ этихъ мысляхъ: большее или меньшее безпокойство объ васъ. Вотъ почему прошу васъ вс?мъ сердцемъ, пишите ко мн? больше и чаще….. У?зжая я думалъ, что меня будутъ интересовать подробности объ моей стать?; вообразите, что это было самое не интересное м?сто въ вашемъ письм?, если что нибудь можетъ быть не интересно въ вашемъ письм?. Это письмо, я думаю, вы получите 1го марта. Поздравляю вс?хъ васъ и обнимаю кр?пко, кр?пко. Прощайте до черезъ м?сяцъ. Въ Берлин? я останусь до 1го Апр?ля, т.е до конца лекцій”.

20 Февраля./4 Марта.