Какое это место, в котором находится сие собрание? Что говорит тебе это ежегодное обхождение круга (времен)? Какие повествования приносит тебе воспоминание сего дня? не те ли это «речи» и «словеса, ихже только», как говорит Пророк, «не слышатся гласи их» (Псал. 18, 4), повествующие о чудесах благозвучнее всякого слова? Если ты посмотришь на сие место, оно скажет о себе, как о поприще мучеников; если помыслишь о дне, он как бы некоторый велегласный вестник возглашает о венце мучеников.

Кажется мне, я слышу, как провозглашает сей день: один (день) гордится сотворением светил, другой — неба, а иной величается устроением земли; мне же для украшения моего довольно чудес мучеников; довольно величаться красотою венцев; довольно хвалиться знаками победы над диаволом. Какие в часы мои произошли события, достойные повествования! Какое я произвел приращение к лику Ангелов! Какой плод дала Богу земля! Какой сад насадил в мое время Господь!

Отсюда вся почти вселенная насадилась отпрысками здешних отраслей, подобно тому, как полная силы виноградная лоза производит из себя и другие виноградные лозы и сама остается без убыли. Сие и другое сему подобное, мне кажется, благовествует благодать сего дня и место сего собрания. Но что делать мне при таком множестве народа, мне тихогласному и медленному в слове, речь которого едва слышна предстоящим, при шуме, заглушающем слова?

Ибо иначе, я занял бы ваше внимание добрыми повествованиями о том, каким образом прекрасное сообщество сорока (мучеников) вместе подвизалось и вместе повсюду нашло себе жилище; как они и повсюду разделяются и друг у друга гостят по местам. Каждый, получивший как благодатный дар, часть их останков, приял все целое явление мучеников; ибо все они, соделавшиеся едино о Господе, чрез одного вселяются и все, в полном своем числе.

Но не заслужит ли порицания наше слово за то, что умолчало о начале повествования о них? Какое же начало? Добрая и досточтимая юность, превосходная вера, которая соделала всех их избранными, сияющими красотою, величием подобными молодым деревьям в летнем цвете.... Видите ли как речь заглушается смятением и слово прерывается шумом, так что мы, обуреваемые возгласами народа, как бы некоторым волнующимся морем, по необходимости должны прибегнуть в тихую пристань молчания?

Если же по благодати Божией у нас будет для второй (части) слова удобство при спокойствии слушающих, то ныне оставленное восполнится Богу содействующу. Ему слава во веки веков. Аминь.   Похвальное слово святым сорока мученикам (второе)   Вчера мученики призывали к себе народ; ныне сами пришедши, приемлются как го­сти, в гостинице Церкви.

Но есть некото­рый закон для пиршеств, чтобы круговые эти угощения давались пирующими взаимно по очереди. И так необходимо и нам воздать мученикам за их угощение подобным же пиршеством. Но поелику у нас не­достаточны средства слова, то хорошо нам угостить их остатками их же (трапезы),— их, вчерашних хозяев, а нынешних же гостей. Ибо достаточно и малой некоторой части от богатой трапезы для приготовления великого пира, как скоро таков остаток. Какой же это остаток?

Помните, конечно, на чем остановились мы в слове, когда сей вожделенный и приятный для нас от мно­жества собравшихся шум помешал слушать, что говорилось; когда одушевленное сие цер­ковное море, переполняясь множеством притекающих, волновалось от напора постоянно теснящихся, подобясь действительному морю и по шуму, поражавшему наш слух, подобно шуму волн.

И так на чем остановили мы слово, обуреваемое шумом, конечно, помните вы, заботящиеся иметь мучеников в памяти. Мы, как кажется, остановились на том, что избранные на сей подвиг были не кто либо из обыкновенных людей, и не какая-нибудь простая и безвестная толпа от низких занятий возвысилась до такого достоин­ства; но во-первых, превосходя прочих стройностью тела, красотою, крепостью и избытком силы, они зачислены были в воин­ские списки; затем отличившись доброде­тельною жизнью и целомудренным житием, они при кончине своей получили благодать мученичества, как бы некоторую почесть и награду за мужество.

И, чтобы слово наше было приятнее, если угодно, мы опять по порядку припомним все о мучениках, как бы на зрелище представляя взорам настоящего собрания их подвиги. Был древле в соседнем городе воинский отряд, защищавший весь народ от напа­дений варваров. Сии воины, по некоторому прежде бывшему божественному явленно, рев­новали более о вере, чем о воинских де­лах.

И может быть не безвременно рассказать мимоходом об одном деле веры сих мужей. Однажды, когда у них происходила война с варварами и все удобные места были прежде заняты войском противников, так что вода находилась во власти вра­гов, они пришли в крайнюю опасность, или по неопытности наших вождей или же но никоему лучшему и более божественному до­мостроительству, чтобы сильнее всего чрез это проявилось различие христиан от чуждых вере.

Когда они не знали что де­лать в этих обстоятельствах и было боль­шое затруднение, потому что не было у них в виду в этом месте никакого источника или потока воды, так что была опасность подпасть власти противников вынужденным (к тому) жаждою; тогда сии доблест­ные (воины), оставив надежду на оружие, решились в этих страшных обстоятель­ствах призвать непобедимую и непреобори­мую помощь.

Оставив в лагере еще не принявших веры и сами отделившись от них, они подражают чудотворению, бывшему при Илии пророке, общим и совокупным гласом прося избавления (их) от неотвратимого бедствия. Они молились; молитва же немедленно исполнилась. Когда они еще оставались коленопреклоненными, сильным ветром откуда то взятое облако стало в воздухе над неприятельским лагерем; потом разразившись необычайным громом и ударив на находившихся под ним пламен­ною молниею, оно низвергло воду, обильней­шую рек, так что для неприятелей оно бы­ло причиною совершенной гибели как от беспрерывного вихря с молниею, так и от множества дождя, а для тех, кои сражались молитвами, это облако было достаточно для того и другого,—и для победы над против­никами, и для утоления жажды, поелику по­токи дождя доставили им обильное питье.

К сему сонму воинов был причислен и наш воинский лик; укрепившись и сами в вере повествованиями о сем событии, и воспитав себя подобного ради упражнениями, они возвысились до такого величия, что превосходством добродетели возбудили против себя зависть. Ибо, как мы научились из прочитанного нам ныне из истории Иова, враг рода человеческого считал обидою себе прославление Иова и потому домогался ему несчастна, что печалил его Иов, будучи истинен, справедлив и непорочен; таким же точно образом и на сих великих подвижников смотрел лукавым оком восстающий на добрых и не сносил, видя нрав­ственную доблесть в юношеском возрасте.