Известно мне и то, что туземцы часто прибегали к добыванию воды посредством огня, когда, отколов кусок льда, растопляли его как бы какую медь или железо и делали из камня воду. Такова была погода во время их под­вига, и это бедствие еще усиливалось от необычайных северных ветров, как слышали мы то от повествователей о их чудесах. И так, когда открыто пред всем народом возвестив имя Господа и, явив уже себя венчанными победителями за такое исповедание, они текли к завершению (страданий)

смертью, измышлен был для них такой образ подвига: от тирана выходит повеление,—лишить жизни подвижников морозом. О как бессильны и слова мои и мы­сли! Насколько слово ниже достоинства (пред­мета)! Приказ о смерти, — мороз, мучение, ожидание такой казни, — и блаженная юность со смехом и детскою веселостью устремилась на место казни; бегом устремились подвиж­ники на страдание; то был священный и стройный бег; то было соревнование пред­восхитить венец исповедания; одинаково у всех их было рвение победить; никто не оказался последним в готовности, напротив все единодушно, достигши сего самого места, как будто не было тогда общенародных бань, и как бы сами имея намерение освежить свои тела омовением, не медля сняли одежду, все повторяя слова Иова: наги вошли мы в мир, наги и отойдем ко Введшему нас в мир (Иов: 1, 21)

; ничего не принесли мы в мир, ничего недолжны и выносить; лучше же, — вошедши нагими, мы выйдем исполненными сокровищ доброго исповедания. Говоря сие и такого рода словами ободряя себя, они предали тело на заморожение; природа видимая страдала от холода, а естество мучеников как будто не было подвластно ему; или лучше сказать, естество тела терпело, что ему свойственно, и принимало страдания, а великий дух подвижников сражался с самым естеством.

Ибо тогда как сила тела истощаемая и уничтожаемая замерзанием мало помалу исче­зала; сила духа становилась больше и больше. Прекрасный вид тела помрачался, краса его увядала; пальцы отпадали, морозом мало по малу обсекаемые; все члены и органы чувств замирали от суровости стужи. Тело мало помалу покрывалось смертною бледно­стеью и, вспухая и растрескиваясь на членах, отставало от костей; чувствуемы были предсмертные страдания, — и таким образом смерть, понемногу приближаясь, продлилась на три дня.

Во все это время ощущение их не оставляло и они оставались в том же самом порядке, как стали сначала, бу­дучи во всем победителями над противником. Но кто достойным образом расскажет мне о том, что за сим последовало? Какое слово опишет оное божественное торжественное шествие, когда сии святые тела на повозках были везены на сожжение? Как вместо отторгнутого диаволом введен бла­годатью в число мучеников темничный сторож?

Кто расскажет мне об оной ма­тери,—достойном корне мученика, которая, когда рожденный ею, как еще дышавшей, был оставлен палачом, а не положен с другими на колесницу, увидев человеколюбие палача к подвижнику, не снесла такой обиды, но бранила его за то, что он разлучил подвижника от сподвижников? Сама же она стояла около мученика, уже окоченевшего, неподвижного от холода, видела холодное и слабое его дыхание, видела как он настолько еще живой, чтобы чувство­вать страдания, слабым и гаснущим взором смотрит на мать свою, мертвеющею и бессильною рукою ободряет и утешает ее, увещевая мужественно переносить (несчастие).

Видя все это, мать позволила ли себе что-либо материнское? Содрогнулась ли ее утроба? Рас­терзала ли одежду? Или, обняв сына, теплыми руками согревала ли коченевшего? Довольно! И говорить что-нибудь подобное не уместно. Подлинно узнаем дерево по плоду; не может гнилое дерево принести хорошие плоды. И так поелику плод мучения хорош, восхвали доблестную родительницу, — мать, по слову Апостола, спасающуюся «чадородия ради» (1Тим. 2, 15)

; ибо представив Богу тако­вой плод, она явилась защитницею прав всего женского пола. Не мое дитя, говорила она, не моей утробы порождение ты; Бога восприявшнй, от Бога ты рожден; ты получил власть быть чадом Божиим (Иоан.1, 12.). Спеши к своему Отцу, не отставая от сверстников, чтобы не придти к венцу вторым; не сделай напрасною материнскую мо­литву; ты не огорчишь мать, ставши увенчанным, победителем, украшенным победны­ми знаками.

Говоря так и укрепившись сверх естественным мужеством, или лучше сказать, укрепленная Духом, сама отно­сит рожденного ею к прочим на колесни­цу, со светлым лицом провождая подвижника. Что же было после сего? Подвизались святые в воздухе; освятили они и огонь, коснувшийся их, когда стали пищею пламе­ни; принесли благословение и на воду. Во всем исполнялись Божественные речения.

Три отрока включают в общее песнопение стужу и зной (Дан. 3, 66, 67): стужу от мо­роза, зной, — от жжения; таким образом они прошли сквозь огонь и воду. Но слово наше хочет миновать это, как известное, а теперь кстати сказать нечто от­носительное того, о чем прежде был у нас вопрос. Когда человек был изгнан из рая, было «приставлено пламенное оружие обращаемое» (Быт. 3, 24)

, чтоб охранять вход в рай; причиною таковой воли божествен­нго промысла было то, чтобы человек не пришел к древу жизни, не коснулся его и не стал бы бессмертным. Помните, конеч­но, то, о чем мы говорили; вспомните же как следует и решите, которое мы нашли для данного вопроса. Но если бы мы захоте­ли опять вести исследование сначала и повто­рять сказанное нами, то наше слово продол­жилось бы более, чем сколько позволяет на­стоящее время.

Вопрос же состоял в том: ужели и для святых недоступен рай от обращаемого оружия? Неужели и для подвижников заключен рай? Где же наконец обетование, ради которого они предпринимают подвиги благочестия? И не получат ли они меньше, чем разбойник, которому Господь сказал: «днесь со Мною будеши в раю» (Лук. 23, 43)? так как разбойник восшел на крест не добровольно: но поелику находился близ спасения, то усмотрел этот проница­тельный и доброродный хищник сокровище и, улучив время, похитил жизнь, прекрасно и догадливо употребив в дело свое искусство похищать, когда сказал: «помяни мя, Господи во царствии Твоем».

И так он удостаивается рая; а святым ужели пламенный меч заграждает вход? Но здесь же вопрос находит и разрешение; потому то Писание и называет меч не стоящим постоянно про­тив входящих, но представляет обращаю­щимся, чтобы для недостойных он мог являться направленным острием вперед, а для достойных обращенным назад, от­крывая им свободный вход в жизнь.

И сию жизнь уже вошли святые мученики дерзновением подвигов безболезненно прошедши огонь, который и мы безбоязненно прошедши, достигнем рая, укрепляемые молитвою их к доброму исповеданию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.     Похвальное слово святым сорока мученикам, произнесенное во храме их   Римские воины в силу отечественного за­кона и древнего обычая, который приняли потомки от предков и сохраняют даже до настоящего времени, в начале настояще­го месяца, облекшись во всеоружие и выступив в поле, достаточно открытое и ров­ное, где можно и раскинуть конский бег и устроить военные упражнения и обучаться с оружием во всякого рода борьбе, совершают вместе и начало нового года и прово­дят этот день как знаменательный.