И вот один из предстоящих, человек знатный, приготовивший драгоценную одеж­ду с намерением погребсти в ней тело божественного старца, услышав это завещание, опечалился и не захотел отдавать бедным заготовленное платье, почитая гораздо лучшим в своем уме, раздать неимущим деньги, которых стоило платье. Пораженный лукавым демоном, он тотчас же за непослушание потерпел страшное наказание, будучи повергнут им пред одром преподобного старца в бешенство с пеною на устах.

Тогда исполненный сострадания, человек Божий спросил мучившегося: какое ты сделал беззаконие, за которое подвергся та­кому бедствию? Тот, встав по его прика­занию, хотя у него и был еще ослеплен демоном ум, рассказал о своем тайном размышлении и открыл свое непослушание. Сострадая раскаивающемуся, старец возложил на него святые руки и, молитвою освободив его от страданий, возвратил ему здоровье, сказав ему притом: «исполни свой обет, который ты прежде дал!».

Совершив это чудо пред концом жизни и возбудив присутствовавших многими увещаниями к ревности о добродетели, как показывает то последнее его слово, он отплыл к безмятежной пристани вечного царства, где с радостью и был принят. Ибо где должны мы представлять себе место упокоения души его? Очевидно в обителях небесных, где чины Ангелов, где лики Пророков, где престолы Апостолов, где радость мучеников, веселие преподобных, где сияние учителей, где торжество первородных и чистые лики там празднующих.

В эти блаженный обители, куда и Ангелы желают проникнуть, в эту священную стра­ну вселилась многоблаженная и святая душа блаженного и достославного отца нашего Еф­рема. Я думаю, во время восхождения души его на небо, ее сопровождали все добродетели его жизни, и каждая из них показы­вала ей оные неизреченные и невидимые кра­соты; и быть может высшая из всех доб­родетелей любовь, приступив к ней, так сказала: «посмотри, возлюбленная душа, как прекрасно то, что я для тебя приготовила»,— и с этими словами показала на предметы наслаждений; затем смиренномудрие, притек­ши к ней, сказало: «воззри, возлюбленная Богом душа, какое место упокоения мною приготовлено тебе», так и все другие (добро­детели)

поочередно говорили ей и показыва­ли те награды, которые за любовь и труды понесенные для них на земле, исходатай­ствованы были ими наконец. О достохвальное и возбуждающее ревность подражания преставление! О смерть ненуждающаяся в слезах! О разлучение, сподобляющее желанного союза! О преселение, не заставляющее раскаиваться преселяющегося! О погребение, чуждое сожаления!

Ибо мы почерпаем утеше­ние из того самого, в чем удивляемся его делам. Тогда как смерть других людей бывает причиною слез для оставшихся; кон­чина праведных доставляет радость и тор­жество, потому что это не смерть, а скорее преставление и переселение в лучную жизнь. Вот надгробные похвалы, лучший из от­цов и учитель вселенной, которые прино­сит тебе наш дерзновенный язык, как дар однако же тебя недостойный,—приносить не потому, чтобы ты нуждался в них, (

ибо какую славу доставит слово, далеко уступаю­щее достоинству прославляемого?) но скорее для того, чтобы принести пользу живущим, потому что прославление святых мужей, для большей части служит самым сильным возбуждением и поощрением к совершен­ству. Впрочем побудили нас к сему слову и соделали дерзновенными и многие другие причины. Я не говорю о разнообразных до­стоинствах, о жизни и учении, о которых говорит вся вселенная; самая главная при­чина,—это дивное заступление и освобождение, оказанное тобою твоему соименнику, ко­торый и побудил нас предпринять сей труд.

Взятый и уведенный в плен варварами, по­томками Измаила, немалое время живший вдали от отечества, он задумал возвратиться на родину, но не зная надежных путей, он удостоился твоего дивного заступничества; тобою был указан ему путь, наиболее удоб­ный для спасения и он безошибочно достиг той цели, к которой стремился. Ибо он, находясь в величайшей опасности и ожидая смерти (так как путь был усеян варва­рами)

, как только вспомнил твое имя и воз­звал: «Святый Ефрем помоги мне», невре­димо избежал опасности заблудиться и осво­бодился от страха, неожиданно спасся, и ограждаемый твоим попечением сверх ожидания возвратился в отечество. Посему то я дерзнул пространно изложить то, что ска­зано мною, и нечистыми устами осмелился произнести хвалу ему. Если в этом слове и достигли мы чего-либо достойного тебя, то виновником этого успеха признаем твое содействие и благодарим тебя; а если наши хвалы ниже твоего достоинства, то и в этом несоответствии тебя же признаем виновни­ком, хотя эти слова и несколько дерзки.

По­тому что ты, желая избежать похвал, как это делал во время жизни, так и по смерти, по любви к смиренномудрию воспрепятствовал желающим прославлять тебя. Но как бы то ни было, то ли, или другое, сколько было возможно, мы исполнили наш святой долг и верим, что и ты не отвратишься от нас, пламенных чтителей нашего отца, но примешь наши похвалы, как любезный для отца детский лепет.

Ты же, предстоя пред божественным жертвенником и вместе с Ангелами служа живоначальной и пресвятой Троице, помяни всех нас, прося об отпущении наших грехов и о получении вечного царства, во Христе Иисусе, Господе нашем, которому Слава со безначальным Отцом и божественным и животворящим Духом, ныне и присно и во веки в ков. Аминь.     Надгробное слово Мелетию Великому, епископу Антиохийскому   К числу апостолов присоединился у нас новый апостол, сопричтенный апостолам, ибо святые привлекли к себе подобного им по нравам, подвижники — подвижника, венчанные — венчанного, чистые сердцем — непорочного по душе, служители слова — провозвестника слова.

Достоублажаем наш отец, пребывая теперь вместе с Апостолами и востекши ко Христу, но мы достойны сожаления; ибо преждевременность сиротства нашего не позволяет нам говорить о блаженной доле отца. Для него было несравненно лучше разрешиться и со Христом быть (Флп. 1, 23); но для нас тяжело лишиться отеческого руководства. Ибо в настоящее время необходим совет, а советник молчит.

Брань вокруг нас, брань с еретиками, а военачальника нет. Все тело церкви страдает от болезней, а врача не находим. Видите, в каком положении наши дела! Как бы я желал, преодолевши, если бы то было возможно, свою немощь, вместе с тем возвыситься над тяжелым несчастием и изречь слово, вполне достойное такой утраты, подобно тому, как соделали сие эти доблестные мужи, велегласно оплакавшие несчастие потери отца. Но я что сделаю?

Как могу принудить на служение слову свой язык, скованный несчастием, как бы какими тяжелыми узами? как отверзу уста, пораженные безмолвием? Как подам голос, обыкновенно ослабевающий от скорби и слез? Могу ли зреть очами душевными, покрытый мраком несчастия? Кто рассеет это густое и темное облако печали и с небес явит мне опять светлый луч мира?