- Приходите к нам в монастырь, будем очень рады, - крикнул он с берега и помахал нам рукой.

- Если Бог благословит, обязательно придем.

Задним ходом паром отошел от причала и, развернувшись, взял курс на юго-восток, в сторону Дафни. А я подумал: Какое удивительно полезное для нас совпадение - именно в тот момент, когда мы были в растерянности, не зная, где достать билеты, - на борту парома вдруг оказывается афонский монах, который учился в Москве и отлично говорит по-русски! Поразительно! С самого отъезда - сплошные совпадения и какая-то непрекращающаяся цепь случайностей. Впечатление такое, будто нас за руку, как детишек, ведет любящая мать и поддерживает всякий раз, как только мы спотыкаемся и теряем равновесие.

Наш корабль приближается к очередному мысу. И тот, словно громадный театральный занавес, медленно отъезжает в сторону, открывая перед нами новую панораму. Впереди над водой появляются мощные крепостные стены какого-то сказочного сооружения, похожего на средневековый замок. Дохиар, - слышу я от греков-паломников знакомое название монастыря, в котором находится почитаемая и в Греции, и в России икона Скоропослушница. На пристань сходят паломники и монахи, а за ними осторожно съезжает тяжелый грузовик с пиломатериалами.

Впереди - Ксенофонт. Над вытянутыми вдоль моря стенами из желтого ракушечника тянутся белые двухэтажные кельи с балкончиками. А еще выше над ними - трубы, трубы, трубы Множество узких, вытянутых вверх белых труб придают монастырю свой особый характер. Из-за серых сланцевых крыш и свежевыбеленных труб выглядывают кирпично-красные купола соборного храма. Мы начинаем волноваться: а где же наш монастырь? Не проехать бы! У стоящего рядом грека-паломника стали пытаться выяснить по-английски: когда, наконец, появится Пантелеимонов монастырь? Грек понял и кратко ответил:

- The next (англ. - следующий).

Мы подхватили свои рюкзаки и, громко стуча каблуками по железным ступеням узкого корабельного трапа, поспешно сбежали на нижнюю палубу. Впереди, прямо по курсу, показалась широкая бухта, в глубине которой уже издали мы приметили давно знакомые по фотографиям очертания русской обители Святого Пантелеимона. С моря, в отличие от очень компактных греческих монастырей, она смотрелась целым городом. Это впечатление создавали большие каменные многоэтажные здания, разбросанные по склонам горы вне стен монастыря. Дождь тем временем прекратился, а с ним рассеялась и серая дымка, которая размывала все контуры на берегу. Чем ближе подходил корабль к земле, тем внушительнее казались нам постройки монастыря. Над старой невысокой монастырской стеной с традиционными греческими балкончиками на гнутых деревянных подпорках возвышалась совершенно нехарактерная как для греческой, так и для русской архитектуры восьмигранная столпообразная колокольня. Две пары круглых часов под конусовидной крышей, обращенные на все четыре стороны света, и сквозные узкие проемы в стенах делали ее похожей на башню немецкой городской ратуши. Своеобразие облику монастыря добавляли также необычные для Греции формы многочисленных куполов монастырских церквей, которые, благодаря неожиданно прорвавшемуся сквозь тучи солнечному лучу, ярко заблистали свежей изумрудной краской. Фигурки людей, ожидавших корабль на пирсе, становились всё крупнее, а небо - всё светлее и чище. Когда же, наконец, на пристань съехал ярко-красный грузовой джип Сузуки, небо окончательно очистилось и мы вместе с другими паломниками-греками сошли на пирс в ликующих потоках солнечного света.

Глава 7. У СВЯТОГО ПАНТЕЛЕИМОНА

Монастырская гостиница, по-гречески - архондарик, была расположена вне стен монастыря - в конце пологой береговой террасы, напротив монастырских ворот, почти у самого моря. Это огромное пятиэтажное здание называлось когда-то больничным корпусом, и потому последний его этаж занимала Преображенская больничная церковь. Пройдя по железному мостику с террасы прямо на галерею второго этажа, мы поднялись по лестнице в холл. Здесь размещалось хозяйство гостинника - иеромонаха, который занимался расселением паломников. Когда он увидел нас, лицо его озарилось такой счастливой улыбкой, словно он знал нас многие годы. Это был монах средних лет с широкой густой бородой. Буквально весь он светился радостью и принял нас так, как принимают самых дорогих людей - братьев, с которыми давным-давно не виделся. Ни малейшей холодности или отчужденности в общении с незнакомыми еще людьми! Всё наше напряжение, которое незаметно присутствует у всякого человека, попавшего в чужую страну, вдруг спало. И мы как-то разом облегченно выдохнули: фу-у, наконец-то - у своих! Он усадил нас вместе с паломниками-греками за широкий стол в холле, расположенном напротив лестницы почти в самом конце длинного коридора, уходящего вглубь огромного здания. На простом, крашенном синей масляной краской столе лежали брошюрки, буклеты и фотографии. Пока мы с интересом рассматривали их, гостинник принес на подносе по чашечке дымящегося кофе, тарелочку с рахат-лукумом (его делают на Афоне из сгущенного виноградного сока, иногда - с орешками) и по стакану чистой холодной воды. А вода на Афоне, надо сказать, просто необыкновенная. В монастыри она поступает по старым каменным акведукам, как в обитель Симона-Петра, или по современным полипропиленовым трубам прямо из горных источников. Уже через несколько дней мы все отметили удивительные свойства этой воды: как только ее начинают пить приехавшие на Святую Гору паломники, они забывают все свои болезни, связанные с желудочно-кишечным трактом. Не менее удивительным является и то, что на родине болезни к ним возвращаются вновь. Видимо - это многовековые молитвы святогорских монахов освятили здесь и воздух, и камни, и воду. Но, в первую очередь, конечно, в целебных свойствах здешней воды нужно видеть особое благословение Матери Божией, благословение, которым Афон был утвержден на века цитаделью Православия в этой части мира.

Нам определили две кельи на четвертом этаже архондарика: священнослужителям одну, а мирянам - другую. Беленькие комнатки по 6 - 7 квадратных метров удивили нас необычно высокими потолками и глубокими оконными проемами с широкими подоконниками. В каменных стенах, разделяющих все кельи в этом здании, у самых дверей располагались печи, отапливающие по два соседних помещения одновременно. Чугунные дверцы для закладки дров, украшенные царскими орлами, выходили в общий коридор. Перед каждой из них лежала наготове охапка дров. В кельях помещались только две кровати, а между ними, под самым окном, - единственный стул с плетеным сидением, как у Ван Гога. В углу висела икона Богородицы с Младенцем, а над одной из кроватей, у окна, - керосиновая лампа. Вот и всё их скромное убранство. Но зато вид из окон был просто великолепен. В пятнадцати шагах от стены здания длинные языки морского прибоя, аппетитно причмокивая, облизывали крупную гальку размером с булыжник. А дальше - постоянно играющий оттенками сине-зеленого цвета морской простор, рыбацкие баркасы и чайки, чайки, чайки...

Глава 8. “ОСТРОВ” МОЛИТВЫ

Для того чтобы налегке совершать переходы по крутым горным дорогам и тропам, связывающим друг с другом афонские монастыри, я попросил нашего гостеприимного хозяина - гостинника русского Пантелеимонова монастыря - взять на сохранение наши тяжеловесные рюкзаки. Хотелось, чтобы ничто не нарушало гармонию этого удивительного острова молитвы, чудом Божиим сохранившегося от ушедшей на дно западной части Европейского континента, которая погрузилась в бездну чувственных наслаждений. Ничем иным, как только молитвами здешних аскетов, можно объяснить возникающее здесь удивительное ощущение сверхчувственной, живой и неразрывной связи времен, позволяющей, словно в замочную скважину, взглянуть из нашего обезумевшего века на божественный покой души христианских подвижников прежних веков. Благодатный покой и мир Христов охватывают здесь не только человека, но и всю природу: воздух, лес, горы и древние монастырские стены, возведенные, кажется, не руками, а лишь молитвенными воздыханиями людей, посвятивших свою жизнь Богу. Благодатное веяние Святого Духа ощущаешь во всем - даже в покосившемся железном кресте под огромным ветвистым деревом у развилки дорог, где и сегодня, как и многие века прежде, отдыхают монахи, поднимаясь вверх, к перевалу, ведущему в Карею - монашескую столицу Афона

Заботливый отец гостинник отнес наши рюкзаки в особую келью, приспособленную под склад, которую здешние монахи называют почему-то по-армейски каптеркой, и вернулся с полосатым шерстяным мешком в руках.

- Такие шерстяные сумки раньше носили все афонские монахи, - сказал он, протягивая мне мешок. - Вот здесь, посередине, где мешок перегибается пополам, есть две петли. За них крепят ремень, а затем надевают получившуюся торбочку через голову. Сумка должна висеть на боку, оставляя руки свободными, чтобы, взбираясь по горам, одной рукой держать палку, а другой хвататься за кустарник... Сам не знаю, - добавил он, помолчав, - откуда она у нас взялась, но думаю, что лет 100 ей будет