«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

** См.: Там же. Т. 4. С. 245.

Сатанизм - это безумие. Сатана - это не только воплощённый грех, но и первый безумец. И Блок отразил падение челове­ческой души не только своими стихами, но и самой своей жизнью.

Как легко человек отдаётся страстям и греху и как легко оправдывает себя! Пото­му что человек считает грех ошибкой, из­винительной слабостью, недоразумением, вроде какой-то неудачной загородной про­гулки, после которой, впрочем, можно спо­койно возвращаться домой. Человек не видит метафизического лица греха, а ведь это - лицо сатаны. Падший ангел предсто­ит человеческой душе, он действует на неё своим мрачным обаянием, своей чарующей песней, но это - песня смерти. Некоторые склонны думать, что грех - это страстное стремление к наслаждениям, когда душа за секунду греха готова отдать вечность. Но это не совсем так. Многие грехи не сопряжены ни с каким наслаждением, и именно там проявляет себя любовь ко злу, если не считать, правда, что для пленённой демо­ном души богоборчество и осквернение Святыни - тоже наслаждение, но другого свойства. Это наслаждение - ненависть к Богу и стремление через попрание всех заповедей и через оплевание святынь при­обрести хоть какую-то свободу. Все ритуалы чёрной магии и сатанинских сборищ содержат в себе изощрённый грех - гре­шить ради сатаны - и желание прибли­зиться к сатане, стать как бы одним духом с ним. Грех - это иллюзия счастья, грех - это включённость в мир порочного вооб­ражения и фантазии. Наша интеллиген­ция живет в мире своего воображения. Страсти интеллигенция, как мы уже отме­чали, считает разноцветными красками палитры, которыми она рисует собствен­ную картину жизни, легко впадая в тай­ный демонизм.

Для античных философов и большин­ства наших современников грех - это толь­ко «что» (поступок, потеря, состояние и так далее). Но есть живое сердце греха, это - «кто», это - личность, это - сатана. Не «что», а «кто» борется с нашей душой, с ним мы входим в общение и приобщаемся его смертоносной, похожей на разрушитель­ную радиацию, энергии.

Чтобы бороться с грехом, надо ненави­деть не только «что», но и «кого», надо не­навидеть и личность, точнее - индивиду­альность сатаны. Но для победы над грехом необходимо ещё одно условие, может быть главное. Сатана сильнее человека, в едино­борстве с ним человек будет побеждён. Лич­ность может победить только другая лич­ность, поэтому наша победа - дать в сердце место Христу - Победителю смерти и ада.

В понятии о личности как воплощении и источнике добра и зла содержится тайна вечной жизни и вечной смерти. Вечная жизнь - это выбор добра, как Личности Христа, единство с Ним в любви и приоб­щение через Него бесконечных, Боже­ственных совершенств. Не что иное, как Личность Христа - Предвечного Бога, от­крывает человеку вечную жизнь, включает человека в царство света, делает его са­мого лучом этого света. И напротив, выбор греха - это приобщение к олицетворению и источнику греха - сатане.

Грех имеет свою метафизическую и мистическую сторону - это любовь души к сатане, любовь блудная, несчастная и мучительная, но любовь личностная, которая уподобляет и единит. Если бы грех был только «что» - суммой поступков, а геенна - юридическим наказанием за эти поступки, то было бы не­понятно, как за временное можно карать веч­ным. Но грех - это «кто», поэтому человек через грех делает выбор: он вяжет себя своей роковой нерасторгнутой любовью с сатаной. Любовь уподобляет. Человек становится демоноподобным. Сатана - это море ненавис­ти к Богу. Грешник пьёт воду, текущую в веч­ную смерть, из этого темного источника. Грешник иногда явно, а чаще всего скрытно от самого себя ненавидит Бога. В вечности эта ненависть будет раскрываться, то есть де­латься всё более глубокой и интенсивной. Грешник в благом уделе вечности не может оказаться уже потому, что он стал через свою порочную любовь частицей сатаны.

Любовь души ко Христу сильнее смер­ти, так как Им побеждена смерть. Любовь души к диаволу - это победа смерти, так как сатана первым умер для Бога и даёт тем, кто любит его, то, что имеет,- смерть.

Тайна вечности заключается в том, что мы выбираем добро и зло как личностную любовь. Вечность - это, прежде всего, от­вет души на вопрос, с кем быть. Не преоб­ладанием добрых дел или грехов, в резуль­тате их сложения-вычитания, решается участь человека, напротив, участь челове­ка зависит от того, чей образ воцарился в его сердце.

Впрочем, многих смущает один вопрос: если вера или неверие зависят от состоя­ния человеческого сердца, в котором сум­мируются все желания, слова и поступки человека, то почему люди, которых можно назвать благородными по своему характе­ру, добрыми по своей натуре и которые не­редко обладают выдающимися знаниями, часто оказываются атеистами или по меньшей мере индифферентными к вере. Такие люди являются людьми вполне порядоч­ными и подчас даже кажутся нам «христи­анами без Христа». Для многих здесь ка­кой-то психологический парадокс.

На это следует заметить, что гордость многогранна. Есть мирская гордость: это превозношение, чванство, высокомерие. Есть духовная гордость: это отвержение помощи Божьей. Но существует ещё и другая: тонкая интеллектуальная гордость, которую так же трудно увидеть, как и му­равья, ползущего в траве. Эта скрытая, тай­ная гордость, как яд без запаха и цвета, от­равляет душу человека. Приведём такой пример. В интеллигентной семье растёт дитя - предмет попечения и радости роди­телей. В нём стараются воспитать чувство доброты не только к людям, но и к животным. Родители с раннего возраста обуча­ют ребёнка чтению, восхищаются, когда он декламирует классиков, и всячески поощ­ряют его успехи. Ребёнок выделяется сре­ди своих сверстников, и в нём зарождается чувство умственного превосходства. Роди­тели считают, что похвала - это стимул для усидчивых занятий, и сами внушают свое­му чаду мысль, что он не такой, как осталь­ные. Вот тут-то и начинает «работать» тай­ная страсть тщеславия. Ребёнку нужны лидерство, удивление и похвала. Это ста­новится для него допингом. Дитя хочет знать всё, но это нереально, поэтому его знания поневоле становятся фрагментарными и хаотичными: он просто собирает информацию как огромную коллекцию фактов, даже не пытаясь по возможности осмыслить её. В сущности, глубокое мыш­ление обрекает человека на внутреннее одиночество, оно не может быть предметом восхищения. Чем примитивнее мыслит человек, тем он более популярен среди ок­ружающих.

Главные вопросы бытия требуют време­ни и размышления, и при этом они мало кого интересуют. А фейерверк слов и пус­тых идей пленяет внимание людей, хотя, как и всякий фейерверк, быстро гаснет, не оставляя следа. Человек по-настоящему культурен только тогда, когда он видит свои знания маленьким островком в море неведомого. По-настоящему интеллигентен только такой человек, который пони­мает пределы своего рассудка, и тогда его мышление приобретает такие свойства, как смирение и осторожность. А гордый чело­век перестаёт понимать, как он мало знает, поэтому перестаёт искать. Гордость - это вид слепой веры. Гордец уверовал в свой рассудок, сделал из него идола, поклоня­тся этому идолу и приносит ему в жертву собственную душу. Бог - соперник этого идола, поэтому гордый человек будет до конца «защищаться» от Бога. Такой чело­век будет говорить о широкой веротерпи­мости, но при этом готов считать саму веру видом самовнушения, добровольного гип­ноза, которому подвергают себя люди. А он-де не намерен затемнять «ясность» своего мышления. Но что бросается в глаза, если присмотреться к гордецу повнимательнее, так это то, что его суждения поверхностны и непоследовательны, знания неглубоки, а мысли непродуманны. Экскурсы гордеца в историю похожи на анекдотофагаю. И ещё парадокс: чем важнее предмет, тем меньше гордец о нём знает. Он может рассказать о войне этрусков с римлянами, о путеше­ствиях капитана Джеймса Кука*, но сведе­ния о философии он заимствует в справоч­никах и брошюрах, а знания о религии из газетных статей. Вообще, метафизика кажется гордецу пустой схоластикой, но, как «культурный» человек, он не отказы­вается от метафизических споров, причём старается при этом держать себя весьма мягко и корректно.

* Кук Д. (1728-1779) - английский мореплаватель.

Когда вопросы касаются религии, сдер­жанность гордеца несколько отступает, в гла­зах его могут мелькнуть огоньки раздраже­ния, а на губах - саркастическая улыбка, но он стирает со своего лица это выражение, как школьник - резинкой рисунок на бумаге. Если гордеца спрашивают о какой-нибудь философско-богословской книге, вроде книг отца Павла Флоренского или Николая Лосского*, считая, что он должен знать все выда­ющиеся произведения современности (это он и сам внушает своим друзьям), то он ук­лончиво отвечает: «Этот богослов не имел нужных знаний в области инженерной гене­тики». И что самое интересное, сам верит, что это точный и научный вывод из книги, кото­рой он не читал. Впрочем, помимо слегка перелистанных им антирелигиозных брошюр, гордец почитывает любимую им мемуарную литературу, поэтому ему известны подробно­сти о похождениях Александра Борджиа и «подвигах» инквизиции в Испании.