** Ноумен - здесь: сущность в себе.

Христианское бесстрастие - не буддий­ский вакуум, в котором тонет всё без разбо­ру,- и душевное, и духовное, это не признак состояния нирваны, когда сама душа превра­щается в холодный труп, когда царственное место духа занимает «царица-пустота». Хрис­тианское бесстрастие - это исцеление страст­ных сил души. Страсть - это деформиро­ванное чувство, это - «лихорадка эмоции», это - болезненная, то есть неправильная, ре­акция человека на какой-либо внешний раз­дражитель. Страсть агрессивна. Она захваты­вает человека, парализует волю, затемняет рассудок. Бесстрастие - действие благодати и возобновление внутренней гармонии, когда душа подчинена духу, а дух - Богу. Но со­стояние бесстрастия не статично, здесь нуж­на постоянная борьба с самим собой. Бесстра­стие - это истинная жизнь души. Однако бесстрастие, которого хотят добиться без бла­годати, одними искусственными приемами,- это ложная духовность, она ведёт к бесчув­ствию и мертвенности; не Бог, огонь, а де­мон, холодный, как вечные льды, поглощает душу. Образно говоря, хрис­тианская аскеза - это вскрытие гнойника, чтобы исцелить больную руку, а буддийское бесстрастие - это отсечение руки вместе с гнойником. Христианское бесстрастие со­пряжено с глубокими духовными пережива­ниями, но в них нет сложностей и противоре­чий. Они не нарушают тишины благодати. Иногда интеллигенту кажется, что если он «раздаст» своё душевное имущество, то тут же превратится в бездомного нищего. Такой страх может стать причиной мучительных колебаний. Человек одет в грязные одежды, теперь ему говорят: «Сбрось эту ветошь, и мы дадим тебе царские одеяния»,- а он боится, что, расставшись с привычной одеждой, останется нагим. Это - тоже испытание мужества и воли человека. Господь сказал: женщина мучается от боли, пока родит ребёнка, а ког­да родит, забывает всё (Ин.16,21) - и радуется появлению новой жизни. Когда че­ловек почувствует пробуждение своего духа, тогда он забудет о сомнениях, колебаниях и переживаниях и будет радоваться, что родил­ся в новую жизнь. Всё это познается опытом. Рассудочный гносис, как душевная сила, идёт от частного к целому. Он воспринимает объект аналитически, расчленённо, объект в его частичных проявлениях, свойствах и ат­рибутике, а затем строит модель из отдель­ных конструкций. Духовный разум воспри­нимает объект синтетически, через проник­новение в его ноумен. Образно говоря, он созерцает идею объекта. Здесь пропадает дистанция между объектом и субъектом, все­гда присущая аналитике, здесь происходит нечто похожее на соприкосновение, только без смешения и отождествления. Идеаль­ная сущность объекта отражается в нусе* человека. Это своего рода зрение, только более простое и цельное, чем физическое зрение.

* Нус - здесь: духовный разум, своего рода взаи­мосоотнесенность бытия и его созерцания.

Для того чтобы иметь критерий различения душевного и духовного, следует обратиться к учению святителя Григория Паламы*, кото­рый, так сказать, догматизировал восточную мистику - учение о несотворённом свете.

* Григорий Палама, сет. (f ок. 1360) - учитель Церкви.

По учению Григория Паламы, а вернее - православных мистиков-исихастов, суще­ствует три вида света: первый - это чувствен­ный свет, который воспринимают телесными очами не только люди, но и другие обитате­ли Земли. Это - космические эманации*, имеющие материальную природу. Второй вид света свойствен только человеку: это - свет интеллекта, способность рассуждать и воображать, вызывать в памяти картины прошлого, составлять планы на будущее, на­ходить закономерности между явлениями. Это - свет, который достигает значительной интенсивности у философов, поэтов, учёных; им восхищается мир и часто путает его с духовностью. Образно говоря, этот свет мерца­ет в лабораториях, льётся из театральных рамп, озаряет залы библиотек, но этот свет, как чувственный свет, принадлежит земле, ему недоступно небо. И наконец, третий вид света - это несотворённый свет благодати, это свет Фавора**. Этот свет человек может увидеть только через подвиг веры и очище­ния души от страстей.

* Эманация - здесь: порождение космоса.

** Свет Фавора - нетварный Божественный свет.

Это - свет Фиваиды и Синая, это - свет преображения, тайны веры, глубины Евангелия. Мистическая встреча души с Богом и жизнь будущего века открывается в этом свете. Кто хочет увидеть Бога в интеллектуальном свете, того ждёт по­ражение: он увидит призраки своего собственного воображения или, вернее - синер­гизма своей фантазии и диавольской лжи. Католицизм отверг учение о несозданном свете, он назвал его «ересью Паламы», его не приняли также протестантство и другие христианские конфессии, и именно потому, что они душевны. В этом отношении паламизм стал как бы своеобразной границей между Православием и инославием: для Православия экуменизм невозможен. Мы говорим с инославными на разных языках. Апостол Павел прямо сказал: душевное ду­ховного не понимает (1 Кор.2,14), ду­ховное для душевного кажется безумием Платформа экуменизма - это душевное.

Исихазм означает безмолвие, но это не от­сутствие слова-смысла, а полнота, это - луч Божественного света, того несотворённого света, который, сочетаясь с человеческим ду­хом, дает человеку ощущение исполнения всех его исканий и стремлений, ощущение полноты жизни, и в то же время снимает все противоречия и сложности. Луч благодати наполнил светом бездну человеческого серд­ца, и наступило безмолвие. Не мёртвая стати­ка, а тишина, без сомнений и страстей,- со­стояние небесного покоя, состояние особой динамики, когда в каких-то внутренних глу­бинах расширяется самобытие. Мистичес­кие переживания католиков относятся к эмоциональным переживаниям: это - область душевных вдохновений, яркого воображе­ния, которое может дойти до визионерства и появления стигм - ран на теле. Видения католических подвижников носят чувственный характер, их записи нередко представляют собой форму диалога с Хрис­том, то есть подвижники пишут от имени Христа, имитируя Евангелие, а стигмы - это результат внутреннего, эмоционального отождествления себя с распятым Христом. Некоторые видения католических монахинь имеют сюжетом встречи с неизвестным ду­хом, которого они называют Христом, встре­чи с явно романтической окраской. Стиль та­ких произведений обычно носит нервозный, беспокойный характер, в них как раз отсут­ствует то, что мы назвали безмолвием. В про­изведениях восточных аскетов мы чувству­ем глубину и ясность мысли, внутреннюю гармонию и великую трезвость ума, а у ка­толических мы видим смену эмоций, подни­мающихся до состояния экстаза, и какие-то тёмные провалы сознания. У католиков при­сутствует постоянное внутреннее беспокой­ство, своего рода учащение пульса. В като­лицизме мистика оторвана от богословия и богословие превращено в схоластику.

Религиозный рационализм есть подмена духовного плана душевным, и здесь человек может обратить дары от Бога против Бога. Это особенно видно в мистических сатанинских сектах. Там душевный свет отдаётся демо­ну и превращается в мёртвый, прямо клад­бищенский, свет, который содержит в себе метафизическую тьму. Это - свет люциферианских откровений.

Мы не отождествляем душевность с ка­ким-то негативным началом, не приписы­ваем душе и духу дуалистическое проти­востояние, мы только говорим о том, что душевное не может постичь духовное, как в физическом свете невозможно увидеть ин­теллектуальный свет. Но когда нарушается иерархия человеческой личности и душа узурпирует область духа, тогда демонизируется сама религия. Если же душа подчи­нена пробуждённому духу, то возобновля­ется гармония человеческого существа, и возникает новое видение мира. Например, красота природы и человека может служить не объектом страстей, а средством возведе­ния ума к Богу - тенями и подобиями Бо­жественной красоты. Сам эстетизм, как влюблённость в космос, по природе своей антитеистичен, он оторван от вечности; от­носительная красота творения, когда жизнь соединена со смертью, кажется ему само ценной. Поэтому эстетизм кончается дека­дентством.

Современный интеллигент толком не понимает, что ему нужно от Церкви. Он не понимает даже, что такое Церковь. Иногда интеллигент считает Церковь каким-то мир­ским институтом, члены которого, люди од­ной веры, собираются вместе для молитвы. Церковь представляется ему коллективом, объединённым ритуалами и чувством корпорационной солидарности. В этом случае оценка Церкви превращается в оценку очень поверхностную, внешнюю,- оценку челове­ческого элемента Церкви. А эта оценка, как уже было замечено, бывает весьма строга и критична, ибо интеллигент сталкивает­ся в Церкви не со святыми, о которых он читал в книгах, а с простыми людьми, с че­ловеческими недостатками и слабостями. Но ведь Церковь не делает человека святым ме­ханически: необходимы, напомним, подвиг воли и изменение жизни. Кроме того, грязь и пыль видны при свете, и во свете Церкви явно обнаруживается то, что таилось в глу­бине человеческого сердца. Многие пороки выходят наружу после обращения человека к вере, хотя до этого они спокойно «сидели» внутри. В Церковь приходят люди, осознав­шие свою болезнь, но Церковь и Правосла­вие - еще не гарантия спасения. Из ворот больницы часто выносят трупы. Люди, толь­ко пребывающие в Церкви и не исполняю­щие её учения, могут по своему внутренне­му состоянию оказаться закрытыми для бла­годати. Помимо всего прочего: грех и зло, в отличие от добра, сразу бросаются в глаза. Христианское добро целомудренно, оно ста­рается скрыть себя от взоров людей. Если бросить в воду золотоносную руду, то кру­пицы золота ложатся на дно. Человеческие грехи и слабости - это не Церковь, а плёнка на поверхности Церкви. Церковь - это, преж­де всего, невидимая сила, это благодать Божия и условия для приобщения благодати. Другая распространённая ошибка - в Церкви ищут эзотерики, ищут какие-то мистичес­кие секреты, и, конечно, ничего не находят. Люди, занятые такими поисками, похожи на Симона-волхва, который предлагал Апосто­лам деньги, чтобы купить Дух Святый (Деян.8,18-19). Они хотят купить благодать на свои интеллектуальные богатства. Церковь, вместо этого, предлагает им путь борь­бы со страстями, смирение ума, послушание, и они часто, подобно богатому юноше из прит­чи, покидают Церковь, как тот - Христа (Мк.10,17-22).

Ещё одно искушение в религиозной жиз­ни интеллигента - крайний спиритуализм, когда человеку начинается казаться, что дог­маты, выраженные словесно, а также ритуа­лы и Таинства, имеющие материальную фор­му, уже не соответствуют идее чистого духа, что сама Церковь материализировалась. Спи­ритуалисты считают, что религию можно све­сти к самоочищению, и называют себя духов­ными христианами. Если эти люди пытаются на практике воплотить свои религиозные воз­зрения, то они приходят к отрицанию не толь­ко греха, но и материи, а вместо богообщения - к языческой мистике «упрощения». Пантеистическая элита занималась интеллектуальным созерцанием пустоты, которое у неоплатоников доходило до экстаза. А ещё чаще такие люди, ругнув походя Церковь, начинали искать духовность в оккультных учениях и попадали в сети сатанизма. К это­му порой прибавляется яростная защита своей индивидуальности, на которую яко­бы покушается Церковь.